– Паспарту, держи под прицелом джип, там второй советский военный, – вполголоса произнес я. – В случае опасности я падаю на землю, а ты всех гасишь. Понял?

– Да.

Советников из СССР хотелось взять живыми и невредимыми, но если они пойдут на принцип, и придется выбирать или я, или они, то для меня выбор очевиден. Своя рубаха, а тем более шкура ближе к телу. Ладно, разберемся!

Я выбрался из своего укрытия и двинулся навстречу невысокому парню в «афганке». Когда до него осталась пара десятков метров, наши взгляды встретились, лицо советника из СССР исказилось гримасой удивления, и он, широко округлив глаза, потрясенно произнес:

– Котов, ты?! Откуда? Сука! Все-таки продался, иуда проклятая!

– Ага, значит, мы знакомы, – раздраженно хмыкнул я, – ну, это даже к лучшему, будет, о чем поговорить. Пусть второй вылезает, да пойдем поговорим. Вашей жизни ничего не угрожает, – твердо произнес я.

– За сколько продался, иуда? – презрительно сплюнув себе под ноги, спросил крепыш.

– Я не продавался, – спокойно глядя прямо в глаза парню, ответил я, – но когда ты узнаешь правду, почему я здесь и где провел этот год, то ты очень сильно удивишься и, скорее всего, не поверишь.

Глава 10

Советских советников оказалось двое: тот самый невысокий крепыш, который вышел первым, и пожилой дядька лет шестидесяти с абсолютно седой головой. Еще с ними был кубинец, водитель-охранник, и переводчик из местных. Африканец и кубинец вполне сносно говорили по-русски. Кубинец и переводчик были облачены в форму темно-зеленого цвета, а советские военные щеголяли в светлых «афганках». Я приказал советским военным раздеться, чтобы не выделяться на общем фоне, те понятливо кивнули, сноровисто переоделись в предложенную одежду. Всех четверых связали, плотно натянув на головы полотняные мешки. Уволокли подальше от места недавнего боя, незачем им слышать, что тут будет дальше происходить.

Потом выволокли из кустов несколько припасенных трупов, двоих облачили в «афганки» и разложили возле джипа. Я сделал несколько кадров из фотоаппарата, фиксируя положение тел и общую картину боя. Потом трупы обезглавили, попутно хорошенько сдобрив мертвые тела, форму и срезы на шее кровью, благо этого добра сейчас было навалом. Всех бойцов охраны, даже тех, что взяли живыми, «задвухсотили», раненых тоже добили. Жестко?! Ну а как по-другому? Конспирация превыше всего. Опять же, я не знаю, кто сливал информацию о советских военных руководству Рикочо, поэтому живых свидетелей оставлять нельзя.

Собрали богатые трофеи – наконец-то нам достались советские АКМ, РПК и РПГ. С виду все оружие было новенькое, явно со складов хранения. Такой шанс упускать нельзя. Надо взять штурмом лагерь сепаратистов и забрать все, что там есть. Хотя стоп, нельзя поддаваться приступу жадности. Береженого бог бережет, а жадность, как известно, не одного фраера сгубила. Черт с ним! Уходим!

– Тела без голов – в джип и поджечь его, – приказал я. – Уходим! Сработали на отлично, все молодцы!

Возвращаться в шахтерский поселок мы не стали, да и не планировали. В джунглях за это время обустроили несколько промежуточных лагерей, где можно было в относительном комфорте пересидеть пару недель.

Один из таких лагерей располагался в пещерах на склонах невысокой горной гряды. Пещеры были обширные и глубокие. Лагерь разместили здесь с размахом, даже грузовики спрятали в глубь горы. Когда-то тут вели разработку и добывали медь, но потом, видимо, что-то пошло не так, и рудник прикрыли. В основной тоннель шахты мы не лезли, я даже приказал проход забаррикадировать и перекрыть, чтобы любопытные африканцы не потерялись в недрах горы. Они же тут как дети малые, перестань их контролировать, и разбредутся на фиг в поисках приключений на свои чернокожие задницы.

В лагере на постоянной основе находился гарнизон численностью в шесть рыл, которые не только охраняли имущество, но еще промышляли охотой и рыбалкой, благо дичи и рыбы в округе было навалом. Также в их обязанности входила заготовка дров и патрулирование местности.

В пещерах были расставлены палатки и сооружены навесы, где ночевал личный состав и хранилось имущество. Внутри пещер гулял ветер и сквозняк, поэтому без палаток здесь было прохладно. Основной пещерный зал был огромного размера, в нем с легкостью мог бы поместиться трехэтажный жилой дом на несколько подъездов. Грелись и готовили пищу при помощи печек, сделанных из железных бочек, которые основательно переделали, добавив трубы дымохода, дверцы зольника и топливника, варочное отверстие и наварив внутри горизонтальную перегородку из мелкоячеистой решетки.

Лагерь мог вместить больше сотни человек, сейчас здесь всего взвод. Так что места хватает с избытком на всех. У меня была отдельная палатка, которая стояла на дощатом помосте под навесом. Весьма комфортно разместился. Палатка высокая, большая и просторная. Внутри стол и кровать с накомарником. Снаружи помост образовывал веранду, где тоже был стол. Солнечный свет внутрь центрального зала пещеры проникал через огромный провал центрального входа и множество «окон» и трещин в склоне скального небосвода. В общем, света хватало, хоть и приходилось подсвечивать фонарями с наступлением вечера.

За столом на веранде я и разместился с двумя советскими военными. Паспарту и Векеса привели гостей, усадили за стол, сняли с их голов мешки и развязали руки. Я сел напротив.

Тот, что постарше, явно был главным в этой паре. На вид ему лет пятьдесят пять – шестьдесят, значит, он вполне мог успеть повоевать в Великую Отечественную войну. Лицо открытое, приятное, на голове – седая густая шевелюра. Усов или бороды нет. Глаза карие. Вокруг глаз много морщин. Глаза очень умные, с хитринкой. Нос прямой, крупный, губы сжаты в тонкую нитку. Смотрит прямо, уверенно и оценивающие. Не боится, страха нет совсем, но глаза выдают, что у их хозяина много чего в прошлом произошло, за плечами жизнь. Опытный и бывалый. Руки, а особенно пальцы и ладони, выдают человека, который привык к физическому труду. Не знаю почему, хоть я его и видел впервые в жизни, но у меня сразу же сложилось о седовласом мужике хорошее впечатление, как будто я его знал много лет. Скорее всего, он знал меня до этого, значит, и мой отец, в чьем теле я сейчас нахожусь, тоже его знал, и мои симпатии к седовласому – результат реакции отцовского тела.

Молодой парень, который называл меня иудой и предателем, тоже вызвал симпатию, но она была приправлена какой-то перчинкой неприязни. Не знаю, из-за чего так, но мне был неприятен его взгляд на меня, скорее всего, это из-за того, что крепыш обзывал меня нехорошими словами, намекающими на мое предательство, а может, между нами в прошлом пробежала кошка. Хрен его знает. Надо разбираться.

Крепыш был настроен агрессивно, он периодически кидал изучающие взгляды по сторонам, как будто прикидывал пути отхода. Это надо учесть.

Выглядел молодой парень простецки, как классический выходец из деревни в средней полосе России. Волосы русые, нос картошкой, черты лица крупные, глаза серые. Руки тоже как у работяги, да еще и с переломанными грязными ногтями. Небольшой шрам на щеке, уходящий за ухо. Возрастом он был чуть помладше меня, где-то лет двадцать пять – двадцать семь.

Гости разминали затекшие и передавленные запястья, я рассматривал их, думая, с чего и как начать разговор. Изначально я планировал, как и в предыдущие разы, передать им записку, в которой были изложены некие события, которые либо случились в недавнем прошлом, либо только случатся в ближайшем будущем. События эти представляли сведения, недоступные простым советским гражданам, вроде как секретные, и о них не могли знать народные массы. Это должно было вызвать интерес, расположить к разговору собеседников, ну а дальше я бы уже сообщил основную новость – дескать, я агент российских спецслужб, прибыл из будущего, чтобы изменить прошлое и не дать произойти ядерному армагеддону, который наступит через сорок лет.